По медицинским показателям — в пределах нормы, никаких предпосылок. Провинность: лень в особо тяжкой форме. На четвертом подряд месте работы полугражданка Вален тай-Йин не выполняет норму, не соблюдает распоряжения старших, при каждой возможности спит или болтает. Разумных причин в свое оправдание привести не может. Леность объясняет так: «Зачем это все? Все равно прилетят эти, снизу, и зароют нас всех…»

Решение тоже было простым и ожидаемым: перевести полугражданку тай-Йин в полные иждивенцы, то есть, на минимальный паек и минимальные удобства.

Мне это понравилось. Не из доброты и жалости. Просто это был хороший показатель. Это поселение могло себе позволить выделить безобидной, неагрессивной бездельнице паек и место, и оно выделяло. Внутренние ресурсы у них не конфликтовали с внешними. А общее презрение и молчаливое порицание будут вполне достаточным наказанием.

Третий случай — тот, на который и хотели посмотреть своими глазами госпожа Нийе и наш почтенный социолог. Посмотреть на обвиняемого, на поселение. Понюхать воздух: чем пахнуть будет. Какие слова прозвучат. Хотя дело, по нижним меркам, не слишком значимое: злоупотребление распределением ресурсов. Зато перед разумными купола — полноправная гражданка, высококвалифицированный специалист — экономист высокой категории, два года как снизу и до кучи с верхних этажей Медного Дома. Алайе Дайе-Къерэн-до, из вассалов, сохранивших имя в составе Дома. Хорошо еще, не прямая родственница старика.

Стоит полноправная гражданка гордо — руки скрещены на груди, голова склонена к плечу и глаза прищурены, — и всей своей полноправной, породистой на старый лад наружностью выражает окружающим свое презрение. По гладкому, словно полированному черепу ветвится сложный узор, заходит на скулы и виски. Не татуировка, рисунок. Дорогое удовольствие… и много времени требует на поддержание.

Госпожа Нийе издает тихий сдавленный свист, даже не горлом, а непонятно чем. Я ее сначала понимаю — эту полноправную гражданку хочется приставить к энергетическим установкам в опасном месте за один вид. Потом понимаю снова — это не повод. Потом понимаю еще раз — и правда очень, очень интересно, как поведут себя здешние уважаемые разумные, столкнувшись с таким вызовом. И важно.

Нет, говорит гражданка простым таким языком, как с детьми разговаривают, с младшими. Нет, не согласна. Почему не согласна? Как бы объяснить? Потому что это не только моя работа, но и моя специальность. И когда неграмотные и социально некомпетентные особи требуют от меня, чтобы я резерв квоты, отведенный на воздушные фильтры, потратила на их сиюминутные нужды, я могу им ответить, что эти нужды подождут до следующего цикла, а фильтров в конце периода не хватает всегда… а могу не ответить, потому что жалобу они напишут все равно.

Лучше бы она прямо и грубо сказала — «пойдите вы утопитесь, улитки». Грубость прощают легче, чем… вот такое.

— Кто меня обвиняет? — спрашивает гражданка, назвавшая себя не полным именем семьи и Дома, а вир Эссох, в довершение всех вызовов здешнему обществу, личным прозвищем, какой-то мелкой хищной фауной с планеты-прародины.

Навстречу ей выходит… тоже типаж. Сначала мне кажется — давешний Ри, потом понимаю: нет, и старше, и резче, и более поцарапанный, помороженный работой за куполами. Но тоже высокий, угловатый с волосами цвета подтаявшего снега. В потертом, подогнанном по фигуре комбинезоне. Именем негражданка Лье.

Несложно догадаться, на чьей стороне будет общее мнение.

У негражданки — список. Кажется — придирчивый и мелочный. Вместе, однако, образует картину. Вот сотрудник А, три цикла не может выбить из обвиняемой стационарный обогреватель, вынужден пользоваться временными, дважды болел — по дуге сочувственно кивают, холод, это понятно всем — а вот сотрудник Б, который его получил в тот же день. Вот сотрудник С, у которого был превышен расход по тем самым фильтрам, но ему выдают их, сколько потребует, а сотрудник Д — не допросится, хотя у него расход нормы не превышает. И дальше, и дальше. А потом второй список. Конфликтов — мелких, а порой доходящих и до насилия. Споров, ссор, поломок, простуд, дурных настроений — из-за невыдач, недостач, потраченного времени и сил. Сказал бы — диверсия, но для этого данных нет. Есть еще ощущения, но они в судебном разбирательстве не к месту.

Женщина с прозвищем мелкого хищника полуоборачивается к обвинителю. Вашему А три раза предлагали сменить жилье, потому что я не поставлю стационар в этот рассадник сквозняков, отапливать вселенную. Либо переезжать, либо чинить все — своими силами, это не дело купола, либо пользоваться временными. Иначе никак. Ваш Д отдает фильтры на сторону, по доброте душевной. И ему вечно не хватает самому. Пусть отвыкает. А у С участок сложный, он экономит еще. Ваш М… Объяснять им? Зачем? Почему? Персонал обязан думать. Это его первая обязанность.

Старшая, ведущая собрание, смотрит на обеих… с отвращением, пожалуй. И рубит рукой воздух между ними:

— Мы разбираем обвинение в злоупотреблениях, а не производственный процесс.

— Нет ничего проще, — говорит обвинитель. — Сотрудник Б — соученик вир Эссох. Сотрудник С — ее родня по отцу.

Аудитория гудит, а негражданка Лье продолжает перечислять — и перебирает все мыслимые и немыслимые лояльности, заканчивая соседом по жилому блоку, что несколько смазывает общее впечатление от обвинения; но всего предыдущего вполне достаточно.

— Мне предоставить вам список родни и коллег, не получивших от меня желаемого немедленно — или совсем? — спрашивает женщина. — Или сами возьмете в ум, что родные и коллеги, а также некоторое количество просто разумных особей с большей готовностью выслушают мои резоны — и не станут тратить время и силы на бесполезную склоку?

— Ой, ну и ду-ура, — шепотом шипит госпожа Нийе. «Дура» у нее определение скорее одобрительное.

— Чего желает обвинение?

— Изгнания, — твердо говорит Лье.

— Чего желает обвиняемая?

— Полного оправдания с компенсацией оскорбления, — не менее твердо заявляет вир Эссох.

— Формат?

— Решение большинства, — предлагает Лье. По дуге одобрительно гудят. Предложи она зримое голосование, на ее стороне будет две трети зала.

Интересно они тут упростили все процедуры, думаю я. И это образцовое поселение, понимаете ли. Здесь вообще кого-нибудь интересуют доказательства, показания, поручительства — или достаточно общей симпатии и антипатии? В первых двух случаях все вышло неплохо, но на сложном этот примитивизм самоуправления дал сбой.

Как мне кажется. Хотя и мои симпатии не на стороне вир Эссох, но…

Потом я вспоминаю, что в ее-то случае изгнание равносильно возвращению в распоряжение Проекта.

Пять лет назад, три года назад еще могли бы устроить такой — чужой, надменной, переполненной презрением, — несчастный случай. Сейчас они отторгают ее, как тело — занозу. Не за реальные вины, за манеры. Еще